Хэллоуинские спойлеры
Oct. 31st, 2012 05:11 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Я тут подумала-подумала, впечатлилась постом
masha_koroleva и решила, что раз уж писать я сегодня ничего не буду, то почему бы не выложить немножечко спойлеров? Найти что-то подходящее к Хэллоуину оказалось непросто, ужасов мы не пишем, но приведенный ниже отрывок вполне соответствует духу готического романа.
Авторы:
heline и я, и вполне может быть, что скоро на ваших экранах!
Амелия с трудом поднялась на ноги и пустилась напрямик к лестнице. Задыхаясь от сжимающего грудь страха, она подбежала к дверям. Тяжелая медная ручка со скрипом подалась под бессильно соскальзывающими с нее мокрыми пальцами. Обернувшись через плечо, девушка окинула взглядом стену дождя, полностью закрывшую от нее лужайку и сад, с усилием толкнула тяжелую дверь и юркнула в прихожую.
Она навалилась на дверь всем телом, лишь бы та поскорее закрылась и оградила ее от грозы и кошмаров, подстерегающих снаружи. Но они не оставляли ее в покое и здесь, тонкими струйками воды стекая с ее промокшего платья и волос, просачиваясь промозглым воздухом сквозь зазоры в двери, охватывая ее пробирающим насквозь липким страхом. Единственное, что могла сейчас слышать девушка, был стук ее собственного сердца. Она вдруг испуганно подумала о том, что, вероятно, слишком громко хлопнула дверью или же наделала иного шума, так неосмотрительно пробираясь в дом через передний вход. Меньшего всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы кто-либо узнал о ее прогулке под дождем, а вместе с тем и о том, что вынудило ее в одиночестве искать общества Сэмьюэла и прятаться ото всех.
Осторожно оглядевшись, девушка постаралась как можно более бесшумно прошмыгнуть в свою комнату. Из-за двери доносились приглушенные голоса слуг, убиравших гостиную, и каждый скрип половицы под ногой заставлял Амелию вздрагивать: не дай Бог, кто-нибудь увидит ее! Однако никому не было до нее дела, и к своему облегчению девушка добралась до спальни незамеченной. Не только юбки, но и панталоны к тому времени так сильно пропитались водой, что каждый шаг давался ей с трудом; мокрая ткань липла к ногам, с подола на ковер капала вода, а ее тонкая шаль превратилась в бесполезный грязный клочок кисеи, мертвой петлей затянувшийся на шее. Не в силах больше выносить ледяную ловушку, в которую превратилась ее одежда, она принялась стаскивать с себя одну вещь за другой, едва оказавшись на пороге своей комнаты. Пальцы путались в мокрых завязках и тесемках, ногти ломались о неподатливую ткань, но она в упрямом неистовстве продолжала освобождаться от своих оков. Только сейчас Амелия заметила, как сильно дрожат ее пальцы, да и остальное тело, и она едва могла унять охвативший ее озноб.
Наконец она смогла перевести дыхание, стоя среди горы мокрого тряпья: ее сорочки и панталоны, не говоря уже о верхней одежде, превратились в безобразную, набухшую от воды массу, обвивающую ее ноги липкими ледяными лианами. Но холод исходил не только от них: он наполнил промозглым воздухом комнату и уже проник внутрь Амелии. Она как можно быстрее натянула на себя ночную рубашку, но теплее ей не стало. Только сейчас она заметила, что обе створки окна распахнуты настежь, и ветер гуляет по комнате. Гроза пришла и сюда; косые капли дождя летели прямо в оконный проем, и на полу уже образовалась приличная лужа. Неужели она могла оставить окно так, когда выбегала из комнаты, завидев Сэмьюэла? Или же горничная решила проветрить спальню и забыла закрыть? Нет, это решительно невозможно!
- Элинор… - прошептала она.
Конечно, это была она. Кто еще мог преследовать ее по пятам в собственном доме, кто не давал проходу, кто насмехался и издевался над ней?.. Словно в ответ на догадку Амелии небо в очередной раз озарилось молнией, и в короткое мгновение вспышки на оконном стекле возникло чужое отражение, и тут же пропало, когда комната вновь погрузилась в темноту.
- Элинор! – то был уже не голос Амелии, а эхо, многократно отразившееся от стекол и стен.
- Элинор, - стучали капли дождя по карнизу, пока девушка боролась со шпингалетом, не желающим поддаваться ее замерзшим и едва сгибающимся пальцам.
- Элинор!.. – шептали влажные от дождя занавески.
- Уйди, уйди, уйди! – бессильно закричала Амелия.
Проклятый призрак! Что ему нужно от нее? Отчего он желает ей зла? Мятежная душа Элинор Вудворт озлобилась на нее и теперь никогда не оставит в покое. Ведь здесь ее вотчина, этот дом всегда будет принадлежать только ей, и она не потерпит незваных гостей.
Амелия огляделась. Может ли быть так, что и сейчас она смотрит на нее, наблюдает за каждым движением, презрительно усмехаясь? В неведомом порыве девушка схватила дневник Элинор, спрятанный от слуг в нижний ящик стола. Она успела почти сродниться с ним, но теперь всем душой возненавидела. Страдания призрачной женщины перестали трогать ее сердце, вселяя теперь лишь ненависть. Какой бы она ни была при жизни, обитающий здесь дух едва ли имеет отношение к той несчастной, погибшей в пожаре. А значит, что здесь больше не место ее воспоминаниям!
Осторожно взяв дневник, как если бы тот мог наброситься на нее, Амелия устремилась к камину. Она уничтожит и его, и фантомов, которые он породил. Он сгорит так же, как сгорела его хозяйка, и тогда в доме не останется ничего, принадлежавшего ей!
Камин жарко полыхал, и Амелия присела возле него на колени, подавшись вперед, чтобы огонь согрел ее и саму. Она как завороженная смотрела на танцующие перед ней язычки пламени, не в состоянии пошевелиться. Тепло убаюкивало ее и грело; она нерешительно протянула вперед руки и тут же одернула их, когда чуть не обожгла кончики пальцев. Медленно, не глядя, она вырвала первый лист из тетради в толстой обложке и кинула его изголодавшемуся огненному зверю, мгновенно поглотившему часть жизни Элинор Вудворт. Амелия рвала страницы все быстрее, одну за другой кидая их в камин, и с застывшей улыбкой блаженства наблюдала, как пламя поглощает резкий, неровный почерк Элинор. Буквы скакали у нее перед глазами, а от жара все вокруг плыло, но девушка упорно продолжала потрошить дневник, пока от него не осталась одна лишь кожаная обложка. Она полетела в огонь последней, взметнув столп искр. Амелия отерла пот со лба: Господи, как же жарко! Ей было нечем дышать, однако она не могла и не хотела пошевелиться, так хорошо ей было после пронизывающего уличного холода. Только сейчас она смогла, наконец, отогреться и обсохнуть, лишь волосы еще лежали влажными прядями на спине и плечах.
Амелия почти уже заснула прямо здесь, на полу возле очага, когда нечто дотронулось до нее. Нечто настолько легкое - как дуновение ветра или прикосновение тончайшего шелка, - что могло и вовсе ей примерещиться, но девушка очнулась сразу же, поднимая тяжелые веки.
- Зачем ты пыталась сжечь мой дневник? – спросила Элинор.
Она смотрела почти даже приветливо, чуть склонив голову набок и скрестив руки на груди.
- Ты… этого не может быть! Но почему? Ты должна была уйти, – прошептала Амелия. Язык едва слушался, оттого речь ее была неразборчивой, будто у пьяной.
- Я ничего не должна, - засмеялась она. – Но посмотри, что ты наделала, глупенькая!
Амелия огляделась. Камин давно потух – должно быть, его не топили с зимы, а возможно, он стоял нетронутым вот уже несколько зим подряд, как и сам дом. Он был начисто вычищен и прикрыт экраном с восточной росписью, созданным уберечь взор от его пустого чрева. Амелия сидела на коленях, прислонившись к кирпичному основанию камина, а вокруг нее по всему полу лежали разорванные и смятые листы бумаги. Сквозняк из так и не закрытого окна гонял по комнате легкие страницы, большинства из которых никогда не касались чернила: Амелия в своем разрушительном порыве вырвала даже те листы, на которых Элинор не оставила ни одной записи.
- Я ведь сожгла его!
- Ты и вправду так думаешь? – ярко очерченная бровь Элинор взмыла вверх. – Кто же это топит камины в июне?
Амелия неуверенно принялась собирать раскиданные листы, но они ускользали из-под неловких пальцев, которые хватали только воздух. С огромным трудом ей, наконец, удалось подобрать их с пола, сложить неровной стопкой и дрожащими руками кое-как запихнуть внутрь истертой обложки. Затем она бросила истерзанный дневник в ящик стола и повернулась к нему спиной, опершись обеими руками на столешницу, но тут же сил опустилась на пол.
Не моргая, она пристально следила за перемещениями прозрачной фигуры по комнате. Элинор по-хозяйски окинула взглядом спальню и хмыкнула, заметив на полу ворох грязной одежды.
- Почему ты не можешь оставить меня в покое? Меня, мою семью, моих друзей…
- Ты про Сэмьюэла? Какой милый юноша. Он напомнил мне мою первую любовь. Ты, верно, и не представляешь, как давно это было… Чудесные воспоминания. Впрочем, едва ли ты меня поймешь.
- Бога ради, только не трогай Сэмьюэла! Он мой друг, он дорог мне! – взмолилась Амелия.
Элинор задумчиво посмотрела на нее долгим взглядом и улыбнулась своей улыбкой, способной заморозить ад.
- О, не бойся, я не сделаю ему ничего дурного. Не все в этом мире происходит по моему желанию, даже если бы я того и хотела.
Вслед за этим Элинор внезапно исчезла. Как бы Амелия ни всматривалась в темноту, желая различить ее лицо и силуэт, ничего необычного она не замечала. Когда она, наконец, поднялась на ноги, цепляясь за письменный стол, то увидела, что дверь ее комнаты приоткрыта. То мог быть сквозняк – и, скорее всего, так оно и было – однако что-то, какой-то внутренний порыв заставил ее выглянуть в коридор. Сама ли она искала Элинор, или та неведомым образом принудила ее следовать за собой, но первое и единственное, что девушка увидела в темном коридоре, была уже хорошо знакомая призрачная фигура.
- Прогуляемся? – голос Элинор звучал везде и нигде одновременно, отражаясь от стен и пола. – Твоя комната – пожалуй, самое унылое место в этом доме!
- Я не хочу идти за тобой! – испуганно зашептала девушка.
- Тогда не иди!
Ее фигура растворилась ночным туманом, Амелия же и заметить не успела, как ступила в коридор, а дверь захлопнулась за спиной. Она не хотела идти, но ноги сами несли ее вперед.
- Куда ты ведешь меня? – прошептала она без надежды на ответ.
Жесткие ворсинки ковра неприятно кололи обнаженные ступни, в темноте ей пришлось держаться за стену, чтобы не упасть, и она, пожалуй, больше всего сейчас хотела оказаться в своей постели, но вместо этого отчего-то все шла и шла дальше. Фигура призрака то появлялась перед ней, то исчезала, как неверный свет маяка. В следующий раз она возникла у самой лестницы, помахала ей и сделала шутливый реверанс, вновь исчезнув во мраке.
Амелия и не заметила, как спустилась вниз – лестницы словно не существовало вовсе, так быстро она одолела все ступени, и вот уже стояла у входа в старый кабинет и искала глазами Элинор. Дверь медленно приоткрылась перед ней, из комнаты лился теплый свет, и девушка, сама того не желая, подалась вперед.
- Какой ты любишь чай?
- Ч-что?
- Сейчас пять часов. Я спросила, какой ты любишь чай!
Элинор уставилась на нее в упор, нетерпеливо покачивая ногой в шелковой туфельке. Нет, никаких сомнений, это действительно была Элинор – уж ее-то внешность Амелия успела запомнить как нельзя лучше. Но она не была больше видением – более того, в ее существовании не могло быть никаких сомнений: вместо прозрачной, бледной кожи на ее щеках сиял здоровый румянец, а щеки нежного персикового цвета чуть обветрил свежий воздух. Вместо обычного платья из белой кисеи, к которому уже успела привыкнуть Амелия, на ней был надет дневной шелковый наряд светло-зеленого цвета с завышенной талией, расшитый желтыми птицами. Девушка вдруг поняла, что и сама она уже не в ночной рубашке: она была облачена в платье схожего покроя, который раньше видела только на картинах и гравюрах начала века – с низким декольте и короткими рукавами-фонариками. Волосы больше не свисали мокрыми прядями, но были завиты в локоны и убраны наверх, на ногах же красовались легкие туфельки, наподобие тех, что носила Элинор. Она непроизвольно прикрыла руками непривычно оголенную грудь и принялась непонимающе озираться по сторонам.
Это была уже вовсе не пустая комната с голыми стенами, в которой еще совсем недавно она беседовала с матерью о мебели и цвете штор. Это не был и кабинет лорда Вудворта, каким он виделся ей в кошмарах. Более этого, такой комнаты вообще не существовало в их доме – она была слишком узкой, зато вытянулась так, что вместила целых три высоких французских окна, которых в доме отродясь не было. Вся мебель выглядела довольно старомодной, хоть и совсем не старой, и, скорее всего, была именно такой, какой Элинор могла ее запомнить при жизни.
- Где мы? Что это? – прошептала она.
- Ах, какая разница, - пожала Элинор плечами. – Разве здесь не мило? Джонсон! – она тряхнула маленьким медным колокольчиком, неведомо откуда взявшимся в ее руках.
Как по волшебству, возле нее возник лакей в напудренном парике, сюртуке и кальсонах, но внимание Амелии привлекли скорее его белые чулки и лаковые туфли – такого на мужчинах она точно никогда не видела, хотя ее бабушка всегда говорила, что дом без лакея в парике – просто курам на смех.
- Принеси мне чай с бергамотом и тминного печенья, - приказала она. – А моей гостье… чего-нибудь особенного.
- Да, миледи.
- И не забудь лимончик. Ты можешь быть свободен.
Колокольчик с лакеем исчезли, как не бывало, а Элинор потянулась в кресле, получше устраиваясь.
- Так мне нравится больше. В твоей комнате я вижу лишь твои слезы и страхи, и они мне порядком надоели.
- Как мы здесь оказались?
- Спроси что-нибудь другое! Например, что это за платье на тебе. Посмотри, какая вышивка, какие кружева на подоле, какой шелк – ручная работа, а разве в ваше время такое где-нибудь встретишь? И только посмотри на этот пояс с мелкими жемчужинами! Я надела его, когда в первый раз принимала моего жениха в гостях в нашем тогдашнем доме в Белгравии. В таком наряде любая женщина будет выглядеть роскошно. Даже ты, если не будешь так тушеваться. Расправь же плечи!
Амелия чувствовала себя вовсе не роскошной, а скорее неуместной и неловкой, и оттого еще больше ссутулилась в непривычно мягком кресле.
- А что надевала ты, когда принимала своего жениха?
- У меня нет жениха, - пробормотала она.
- Разве Сэмьюэл – не твой жених? – засмеялась Элинор. – А ведь ты так смела с ним, надо же, не ожидала от такой девочки, как ты.
- Он лишь мой друг. Но Ричард…
- Ричард? Расскажи же мне про Ричарда! – карие глаза Элинор распахнулись с живым интересом.
- Ваш чай, миледи, - лакей внезапно появился из-за спины Амелии, расставляя на столе перед ними маленькие фарфоровые чашечки с китайской росписью, изображающей диковинных птиц. Вокруг них в мгновение ока вырос целый лес лакомств, и девушка не успевала следить, как на десертных тарелочках появлялась пастила, мармелад и лакрица, а небольшие графины наполнились медом различных цветов и жидким шоколадом.
- М-м-м, восхитительно, как давно я не пила ничего подобного, - с наслаждением произнесла Элинор, делая пару маленьких глотков. – Попробуй же, он чудесен!
Амелия аккуратно взяла чашку, пытаясь унять дрожь в руках: ей становилось то жарко, то холодно в этой странной комнате, и хотелось то закутаться в шерстяную шаль, то и вовсе избавиться от непривычного платья. Стараясь не расплескать чай, она поднесла его поближе, и тут в нос ударил резкий кислотно-сладкий запах тления. Как будто бы могила разверзлась перед ней, явив гниющий, разлагающийся труп. Этот запах был настолько отвратителен, что девушка выронила чашку, едва сдерживая рвотный порыв. Хрупкий фарфор разлетелся звонкими осколками, которые заплясали по полу, рассыпались на мелкие крошки, а затем и вовсе исчезли, оставив под ее босыми ногами лишь голый пол с потертым, грязным паркетом.
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
Авторы:
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
Амелия с трудом поднялась на ноги и пустилась напрямик к лестнице. Задыхаясь от сжимающего грудь страха, она подбежала к дверям. Тяжелая медная ручка со скрипом подалась под бессильно соскальзывающими с нее мокрыми пальцами. Обернувшись через плечо, девушка окинула взглядом стену дождя, полностью закрывшую от нее лужайку и сад, с усилием толкнула тяжелую дверь и юркнула в прихожую.
Она навалилась на дверь всем телом, лишь бы та поскорее закрылась и оградила ее от грозы и кошмаров, подстерегающих снаружи. Но они не оставляли ее в покое и здесь, тонкими струйками воды стекая с ее промокшего платья и волос, просачиваясь промозглым воздухом сквозь зазоры в двери, охватывая ее пробирающим насквозь липким страхом. Единственное, что могла сейчас слышать девушка, был стук ее собственного сердца. Она вдруг испуганно подумала о том, что, вероятно, слишком громко хлопнула дверью или же наделала иного шума, так неосмотрительно пробираясь в дом через передний вход. Меньшего всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы кто-либо узнал о ее прогулке под дождем, а вместе с тем и о том, что вынудило ее в одиночестве искать общества Сэмьюэла и прятаться ото всех.
Осторожно оглядевшись, девушка постаралась как можно более бесшумно прошмыгнуть в свою комнату. Из-за двери доносились приглушенные голоса слуг, убиравших гостиную, и каждый скрип половицы под ногой заставлял Амелию вздрагивать: не дай Бог, кто-нибудь увидит ее! Однако никому не было до нее дела, и к своему облегчению девушка добралась до спальни незамеченной. Не только юбки, но и панталоны к тому времени так сильно пропитались водой, что каждый шаг давался ей с трудом; мокрая ткань липла к ногам, с подола на ковер капала вода, а ее тонкая шаль превратилась в бесполезный грязный клочок кисеи, мертвой петлей затянувшийся на шее. Не в силах больше выносить ледяную ловушку, в которую превратилась ее одежда, она принялась стаскивать с себя одну вещь за другой, едва оказавшись на пороге своей комнаты. Пальцы путались в мокрых завязках и тесемках, ногти ломались о неподатливую ткань, но она в упрямом неистовстве продолжала освобождаться от своих оков. Только сейчас Амелия заметила, как сильно дрожат ее пальцы, да и остальное тело, и она едва могла унять охвативший ее озноб.
Наконец она смогла перевести дыхание, стоя среди горы мокрого тряпья: ее сорочки и панталоны, не говоря уже о верхней одежде, превратились в безобразную, набухшую от воды массу, обвивающую ее ноги липкими ледяными лианами. Но холод исходил не только от них: он наполнил промозглым воздухом комнату и уже проник внутрь Амелии. Она как можно быстрее натянула на себя ночную рубашку, но теплее ей не стало. Только сейчас она заметила, что обе створки окна распахнуты настежь, и ветер гуляет по комнате. Гроза пришла и сюда; косые капли дождя летели прямо в оконный проем, и на полу уже образовалась приличная лужа. Неужели она могла оставить окно так, когда выбегала из комнаты, завидев Сэмьюэла? Или же горничная решила проветрить спальню и забыла закрыть? Нет, это решительно невозможно!
- Элинор… - прошептала она.
Конечно, это была она. Кто еще мог преследовать ее по пятам в собственном доме, кто не давал проходу, кто насмехался и издевался над ней?.. Словно в ответ на догадку Амелии небо в очередной раз озарилось молнией, и в короткое мгновение вспышки на оконном стекле возникло чужое отражение, и тут же пропало, когда комната вновь погрузилась в темноту.
- Элинор! – то был уже не голос Амелии, а эхо, многократно отразившееся от стекол и стен.
- Элинор, - стучали капли дождя по карнизу, пока девушка боролась со шпингалетом, не желающим поддаваться ее замерзшим и едва сгибающимся пальцам.
- Элинор!.. – шептали влажные от дождя занавески.
- Уйди, уйди, уйди! – бессильно закричала Амелия.
Проклятый призрак! Что ему нужно от нее? Отчего он желает ей зла? Мятежная душа Элинор Вудворт озлобилась на нее и теперь никогда не оставит в покое. Ведь здесь ее вотчина, этот дом всегда будет принадлежать только ей, и она не потерпит незваных гостей.
Амелия огляделась. Может ли быть так, что и сейчас она смотрит на нее, наблюдает за каждым движением, презрительно усмехаясь? В неведомом порыве девушка схватила дневник Элинор, спрятанный от слуг в нижний ящик стола. Она успела почти сродниться с ним, но теперь всем душой возненавидела. Страдания призрачной женщины перестали трогать ее сердце, вселяя теперь лишь ненависть. Какой бы она ни была при жизни, обитающий здесь дух едва ли имеет отношение к той несчастной, погибшей в пожаре. А значит, что здесь больше не место ее воспоминаниям!
Осторожно взяв дневник, как если бы тот мог наброситься на нее, Амелия устремилась к камину. Она уничтожит и его, и фантомов, которые он породил. Он сгорит так же, как сгорела его хозяйка, и тогда в доме не останется ничего, принадлежавшего ей!
Камин жарко полыхал, и Амелия присела возле него на колени, подавшись вперед, чтобы огонь согрел ее и саму. Она как завороженная смотрела на танцующие перед ней язычки пламени, не в состоянии пошевелиться. Тепло убаюкивало ее и грело; она нерешительно протянула вперед руки и тут же одернула их, когда чуть не обожгла кончики пальцев. Медленно, не глядя, она вырвала первый лист из тетради в толстой обложке и кинула его изголодавшемуся огненному зверю, мгновенно поглотившему часть жизни Элинор Вудворт. Амелия рвала страницы все быстрее, одну за другой кидая их в камин, и с застывшей улыбкой блаженства наблюдала, как пламя поглощает резкий, неровный почерк Элинор. Буквы скакали у нее перед глазами, а от жара все вокруг плыло, но девушка упорно продолжала потрошить дневник, пока от него не осталась одна лишь кожаная обложка. Она полетела в огонь последней, взметнув столп искр. Амелия отерла пот со лба: Господи, как же жарко! Ей было нечем дышать, однако она не могла и не хотела пошевелиться, так хорошо ей было после пронизывающего уличного холода. Только сейчас она смогла, наконец, отогреться и обсохнуть, лишь волосы еще лежали влажными прядями на спине и плечах.
Амелия почти уже заснула прямо здесь, на полу возле очага, когда нечто дотронулось до нее. Нечто настолько легкое - как дуновение ветра или прикосновение тончайшего шелка, - что могло и вовсе ей примерещиться, но девушка очнулась сразу же, поднимая тяжелые веки.
- Зачем ты пыталась сжечь мой дневник? – спросила Элинор.
Она смотрела почти даже приветливо, чуть склонив голову набок и скрестив руки на груди.
- Ты… этого не может быть! Но почему? Ты должна была уйти, – прошептала Амелия. Язык едва слушался, оттого речь ее была неразборчивой, будто у пьяной.
- Я ничего не должна, - засмеялась она. – Но посмотри, что ты наделала, глупенькая!
Амелия огляделась. Камин давно потух – должно быть, его не топили с зимы, а возможно, он стоял нетронутым вот уже несколько зим подряд, как и сам дом. Он был начисто вычищен и прикрыт экраном с восточной росписью, созданным уберечь взор от его пустого чрева. Амелия сидела на коленях, прислонившись к кирпичному основанию камина, а вокруг нее по всему полу лежали разорванные и смятые листы бумаги. Сквозняк из так и не закрытого окна гонял по комнате легкие страницы, большинства из которых никогда не касались чернила: Амелия в своем разрушительном порыве вырвала даже те листы, на которых Элинор не оставила ни одной записи.
- Я ведь сожгла его!
- Ты и вправду так думаешь? – ярко очерченная бровь Элинор взмыла вверх. – Кто же это топит камины в июне?
Амелия неуверенно принялась собирать раскиданные листы, но они ускользали из-под неловких пальцев, которые хватали только воздух. С огромным трудом ей, наконец, удалось подобрать их с пола, сложить неровной стопкой и дрожащими руками кое-как запихнуть внутрь истертой обложки. Затем она бросила истерзанный дневник в ящик стола и повернулась к нему спиной, опершись обеими руками на столешницу, но тут же сил опустилась на пол.
Не моргая, она пристально следила за перемещениями прозрачной фигуры по комнате. Элинор по-хозяйски окинула взглядом спальню и хмыкнула, заметив на полу ворох грязной одежды.
- Почему ты не можешь оставить меня в покое? Меня, мою семью, моих друзей…
- Ты про Сэмьюэла? Какой милый юноша. Он напомнил мне мою первую любовь. Ты, верно, и не представляешь, как давно это было… Чудесные воспоминания. Впрочем, едва ли ты меня поймешь.
- Бога ради, только не трогай Сэмьюэла! Он мой друг, он дорог мне! – взмолилась Амелия.
Элинор задумчиво посмотрела на нее долгим взглядом и улыбнулась своей улыбкой, способной заморозить ад.
- О, не бойся, я не сделаю ему ничего дурного. Не все в этом мире происходит по моему желанию, даже если бы я того и хотела.
Вслед за этим Элинор внезапно исчезла. Как бы Амелия ни всматривалась в темноту, желая различить ее лицо и силуэт, ничего необычного она не замечала. Когда она, наконец, поднялась на ноги, цепляясь за письменный стол, то увидела, что дверь ее комнаты приоткрыта. То мог быть сквозняк – и, скорее всего, так оно и было – однако что-то, какой-то внутренний порыв заставил ее выглянуть в коридор. Сама ли она искала Элинор, или та неведомым образом принудила ее следовать за собой, но первое и единственное, что девушка увидела в темном коридоре, была уже хорошо знакомая призрачная фигура.
- Прогуляемся? – голос Элинор звучал везде и нигде одновременно, отражаясь от стен и пола. – Твоя комната – пожалуй, самое унылое место в этом доме!
- Я не хочу идти за тобой! – испуганно зашептала девушка.
- Тогда не иди!
Ее фигура растворилась ночным туманом, Амелия же и заметить не успела, как ступила в коридор, а дверь захлопнулась за спиной. Она не хотела идти, но ноги сами несли ее вперед.
- Куда ты ведешь меня? – прошептала она без надежды на ответ.
Жесткие ворсинки ковра неприятно кололи обнаженные ступни, в темноте ей пришлось держаться за стену, чтобы не упасть, и она, пожалуй, больше всего сейчас хотела оказаться в своей постели, но вместо этого отчего-то все шла и шла дальше. Фигура призрака то появлялась перед ней, то исчезала, как неверный свет маяка. В следующий раз она возникла у самой лестницы, помахала ей и сделала шутливый реверанс, вновь исчезнув во мраке.
Амелия и не заметила, как спустилась вниз – лестницы словно не существовало вовсе, так быстро она одолела все ступени, и вот уже стояла у входа в старый кабинет и искала глазами Элинор. Дверь медленно приоткрылась перед ней, из комнаты лился теплый свет, и девушка, сама того не желая, подалась вперед.
- Какой ты любишь чай?
- Ч-что?
- Сейчас пять часов. Я спросила, какой ты любишь чай!
Элинор уставилась на нее в упор, нетерпеливо покачивая ногой в шелковой туфельке. Нет, никаких сомнений, это действительно была Элинор – уж ее-то внешность Амелия успела запомнить как нельзя лучше. Но она не была больше видением – более того, в ее существовании не могло быть никаких сомнений: вместо прозрачной, бледной кожи на ее щеках сиял здоровый румянец, а щеки нежного персикового цвета чуть обветрил свежий воздух. Вместо обычного платья из белой кисеи, к которому уже успела привыкнуть Амелия, на ней был надет дневной шелковый наряд светло-зеленого цвета с завышенной талией, расшитый желтыми птицами. Девушка вдруг поняла, что и сама она уже не в ночной рубашке: она была облачена в платье схожего покроя, который раньше видела только на картинах и гравюрах начала века – с низким декольте и короткими рукавами-фонариками. Волосы больше не свисали мокрыми прядями, но были завиты в локоны и убраны наверх, на ногах же красовались легкие туфельки, наподобие тех, что носила Элинор. Она непроизвольно прикрыла руками непривычно оголенную грудь и принялась непонимающе озираться по сторонам.
Это была уже вовсе не пустая комната с голыми стенами, в которой еще совсем недавно она беседовала с матерью о мебели и цвете штор. Это не был и кабинет лорда Вудворта, каким он виделся ей в кошмарах. Более этого, такой комнаты вообще не существовало в их доме – она была слишком узкой, зато вытянулась так, что вместила целых три высоких французских окна, которых в доме отродясь не было. Вся мебель выглядела довольно старомодной, хоть и совсем не старой, и, скорее всего, была именно такой, какой Элинор могла ее запомнить при жизни.
- Где мы? Что это? – прошептала она.
- Ах, какая разница, - пожала Элинор плечами. – Разве здесь не мило? Джонсон! – она тряхнула маленьким медным колокольчиком, неведомо откуда взявшимся в ее руках.
Как по волшебству, возле нее возник лакей в напудренном парике, сюртуке и кальсонах, но внимание Амелии привлекли скорее его белые чулки и лаковые туфли – такого на мужчинах она точно никогда не видела, хотя ее бабушка всегда говорила, что дом без лакея в парике – просто курам на смех.
- Принеси мне чай с бергамотом и тминного печенья, - приказала она. – А моей гостье… чего-нибудь особенного.
- Да, миледи.
- И не забудь лимончик. Ты можешь быть свободен.
Колокольчик с лакеем исчезли, как не бывало, а Элинор потянулась в кресле, получше устраиваясь.
- Так мне нравится больше. В твоей комнате я вижу лишь твои слезы и страхи, и они мне порядком надоели.
- Как мы здесь оказались?
- Спроси что-нибудь другое! Например, что это за платье на тебе. Посмотри, какая вышивка, какие кружева на подоле, какой шелк – ручная работа, а разве в ваше время такое где-нибудь встретишь? И только посмотри на этот пояс с мелкими жемчужинами! Я надела его, когда в первый раз принимала моего жениха в гостях в нашем тогдашнем доме в Белгравии. В таком наряде любая женщина будет выглядеть роскошно. Даже ты, если не будешь так тушеваться. Расправь же плечи!
Амелия чувствовала себя вовсе не роскошной, а скорее неуместной и неловкой, и оттого еще больше ссутулилась в непривычно мягком кресле.
- А что надевала ты, когда принимала своего жениха?
- У меня нет жениха, - пробормотала она.
- Разве Сэмьюэл – не твой жених? – засмеялась Элинор. – А ведь ты так смела с ним, надо же, не ожидала от такой девочки, как ты.
- Он лишь мой друг. Но Ричард…
- Ричард? Расскажи же мне про Ричарда! – карие глаза Элинор распахнулись с живым интересом.
- Ваш чай, миледи, - лакей внезапно появился из-за спины Амелии, расставляя на столе перед ними маленькие фарфоровые чашечки с китайской росписью, изображающей диковинных птиц. Вокруг них в мгновение ока вырос целый лес лакомств, и девушка не успевала следить, как на десертных тарелочках появлялась пастила, мармелад и лакрица, а небольшие графины наполнились медом различных цветов и жидким шоколадом.
- М-м-м, восхитительно, как давно я не пила ничего подобного, - с наслаждением произнесла Элинор, делая пару маленьких глотков. – Попробуй же, он чудесен!
Амелия аккуратно взяла чашку, пытаясь унять дрожь в руках: ей становилось то жарко, то холодно в этой странной комнате, и хотелось то закутаться в шерстяную шаль, то и вовсе избавиться от непривычного платья. Стараясь не расплескать чай, она поднесла его поближе, и тут в нос ударил резкий кислотно-сладкий запах тления. Как будто бы могила разверзлась перед ней, явив гниющий, разлагающийся труп. Этот запах был настолько отвратителен, что девушка выронила чашку, едва сдерживая рвотный порыв. Хрупкий фарфор разлетелся звонкими осколками, которые заплясали по полу, рассыпались на мелкие крошки, а затем и вовсе исчезли, оставив под ее босыми ногами лишь голый пол с потертым, грязным паркетом.
(no subject)
Date: 2012-11-01 06:36 am (UTC)(no subject)
Date: 2012-11-01 08:35 am (UTC)